23 года я живу в Петербурге. Корюшку люблю, знаю, практикую (в смысле сезон не обходится без сковороды с «огуречной» рыбой). Для меня она всегда появляется просто на лотках у метро. Но она же там откуда-то появляется - понял я и решил в этом году добыть корюшку по-настоящему.

Я уговорил профессиональных рыбаков взять меня с собой. Они работают на рыбном промысле, ловят корюшку и снабжают ею горожан вроде меня с середины весны, и так уже десятилетиями. Я за всю жизнь был на рыбалке раза три, и все, что поймал, – четырех мальков. «Обязательно нужны сапоги. Без сапог вообще никак», – предупредили меня вечером накануне отъезда. Судорожно обзвонив всех знакомых, я нашел сапоги и плащ и на следующий день уже ехал в сторону Новой Ладоги.

Брос – это заход лодки на ловлю корюшки. Он длится минут 40, а после у рыбаков есть время, чтобы передохнуть и отогреться, пока ловят другие бригады. И так по очереди круглые сутки. Корюшка ждать не будет. Пока она нерестится, надо ловить. Рыбакам, приехавшим сюда на заработки на эти три-четыре недели – столько длится сезон «корюхи», – приходится спать урывками по несколько часов между бросами.

В бригаде Валеры шесть человек, и этого достаточно для броса, но если был бы седьмой – было бы лучше. Тогда рыбаки смогли бы отдыхать по очереди. Валера соглашается взять меня на следующий заход.

– Иди одевайся, – говорит он.

Я экипировываюсь: надеваю лишний слой одежды, сверху накидываю прорезиненный плащ и становлюсь чуть-чуть больше похож на рыбака. Но всей этой «городской» одежды все равно не хватает на волховские ветра. Здесь, на открытом пространстве, когда плывешь на лодке, холодный ветер в любом положении задувает за шиворот. К этому надо привыкать.

До броса еще около часа, и я захожу в вагончик «колхозников». Направо – спальня с одной большой кроватью на всех, налево – не менее большой стол, покрытый выцветшей клеенкой. В спальне люди отдыхают по очереди, зарываясь в кучу сваленных одеял и подушек. Через узенькое окошко проникает слабый дневной свет.

Кто-то спит после тяжелой работы. Но вообще-то рыбаки получают от корюшковой путины удовольствие. Все они проводят здесь свой отпуск, никто насильно не тянет.

– Когда сезон корюшки заканчивается, чем занимаетесь? Тоже рыбу ловите?

Такой «отпуск» позволяет отправить жену и детей на две недели на юг. А бывает наоборот – рыбы нет, и вместо улова проедаешь отпускные.

Сам он рыбак не в первом поколении. Валера ловил еще с отцом. Живет Валера тут же, в Новой Ладоге – «у воды», как и большинство из его бригады.

На столе стоит водка и закуска и привезенные в контейнерах супы и плов. Со мной делят еду и предлагают выпить.

В вагончике одна стопка на всех.

– Знаешь почему? – спрашивают меня. – Чтобы никто не говорил, что его тут спаивают.
Сам себе берешь, сам наливаешь. Так что если утром нашел себя в незнакомом месте в непотребном состоянии – пеняй на себя. Сам виноват.

– Кто хорошо ест, тот хорошо работает, на голодный желудок много не натянешь, – говорит Павел, предлагая мне щучью икру. Сам он мажет ее толстым слоем на булку. Бутербродом закусывает водку.

Иногда попадаются бедолаги, угодившие в невод случайно – окуни, ерши… На их вылов лицензии нет. В этот раз им везет, и их возвращают в реку. Один раз попалась минога – извивающаяся, похожая на жирного червяка рыба. Она, по словам рыбаков, краснокнижная – поэтому ее отпускают сразу, даже до берега не доносят.

Мы разгружаем рыбу у вагончика. Тут стоит стол, на котором улов перебирают: крупную рыбу к крупной, среднюю – к средней, мелочь – отдельно. В центр стола вываливается ящик, и бригада быстрыми движениями начинает расфасовывать рыбу в специальные отверстия в столе, под которыми стоят ящики. Холодная и скользкая, корюха быстро исчезает со стола. Некоторые рыбки еще трепыхаются, бьют хвостами, хватают жабрами воздух. Пальцы от работы немеют.

Потом Денис отходит – ответить на телефонный звонок. Это звонит его сын. Разговор идет о рыбалке. «А я тебе еще раз повторяю, на "паука" (устройство для ловли рыбы. - ред.) сейчас ловить нельзя. Раньше можно было, теперь нельзя», – настойчиво повторяет Денис в трубку. В Новой Ладоге растет новое поколение рыбаков. Знания тут переходят, как в старину, от отца – к сыну. Когда видишь, как ловят отцы, не возникает сомнения, что и дети будут хорошими рыбаками.

В вагончике дремота одолевает рыбаков. Валера идет отдохнуть перед новым бросом. За столом остаемся я и Павел.

– Здесь корюшку за 330-400 рублей продают. А в Питере – там уже что приезжает, в основном продавцы размораживают, что есть. Пока ее довезут, она качества свои теряет. Размороженную с новенькой перемешивают. Видали мы это все, – тянется ленивый послеобеденный разговор.

– По поводу оплаты и прочего – как есть, так есть. Год на год не приходится. Бывает больше, бывает меньше, – говорит Павел. Он, как обычный работяга, не думает сильно об оплате, просто рыбалка – неотъемлемая часть его жизни.

– Сколько вы уже ловите рыбу?

– [много]. Со школы, – отвечает он сонно и расслабленно. – У реки живу, так чего уж… Маленький был, ходил, помогал, смотрел… Чуть подрос – уже брали в бригаду как помощника. Это называется «пристяжной». Потом уже в основной бригаде начал ловить. Уже 20 лет точно, не считая детства. В 18 я уже точно ловил. Единственное, у меня перекур был, я два года не ловил. Долг отдавал Родине. Взял в долг [блин]. Два года отдавал.

Подходит время следующего броса. За сутки их может быть пять-шесть. Ночью цикл повторяется чаще, так как некоторые бригады уезжают спать, но «колхозники» не такие. Они ловят до победного.

На этот раз меня обмундировали в непромокающий комбинезон – резиновые сапоги со штанами по грудь и оранжевая куртка сверху. Я ещё чуть больше стал похож на моих «пиратов», я теперь как юнга, или во всяком случае пристяжной. Теперь, в таком костюме, можно будет и по берегу пройтись.

Мы отчаливаем от лагеря, а чайки тут как тут – начинают клянчить рыбу, которой еще нет. Все повторяется. Валера командует: «С Богом!», и невод начинает медленно ползти вдоль берега.

Я иду по дну, все глубже заходя в воду. Четверо рыбаков слева от меня – если я только по колено в воде, то четвертый уже по живот – тянут на себе береговое крыло. Ступать нужно маленькими шажками, чтобы не поскользнуться. Под ноги попадаются камни и всякий мусор. Широкие штанины из-за давления воды сжимаются и плотно сдавливают ноги. Резина не греет, температура воды - всего пара градусов. И три слоя штанов, включая термобелье, не спасают. Но ноги не сводит, и то хорошо, а главное - они остаются сухими.

Мы проходим сквозь заросли камыша, сухие стебли создают дополнительное препятствие, ломаются под ногами. Но вот лодка притоняется к месту, откуда она отплывала, – второй брос окончен.

Я снимаю свое облачение и обсыхаю в вагончике. Уже вечер, и Валера перевозит меня на ночлег, на ту сторону – в Новую Ладогу.

Для меня утро начинается в 4:30. В городе в такую рань мало кто встает, зато здесь, на природе, это обычное дело. Все рыбаки знают, что в тихое время суток клюет лучше. Через час я уже встречаюсь на пристани с еще одним опытным рыбаком, Александром. Накануне я договариваюсь, что он возьмет меня в свою лодку – покажет другой способ ловли. В его лодку «Рыбак 452» загружаются еще двое – один представляется Славой, другой Диманом.

Мы идем по устью Волхова проверять мережи. Это еще одно приспособление для ловли корюшки. Если невод – это динамичный способ, то мережа – это ловушка, стоящая на дне. Каждое утро Александр, Диман и Слава проверяют свои 15 мереж. Чем больше рыбы, тем больше времени это занимает.

– Выходим в одно и то же время. Вчера только в полдень закончили, – говорит Александр.

Мережа находится на дне. Это сеть, похожая на вытянутую кишку и состоящая из нескольких «конусов», вставленных один в другой. Рыба заплывает в конусы поочередно, но выплыть уже не может.

За ночь похолодало до минус трех. И пена на поверхности темной речной воды обледенела и покрылась инеем, превратившись в ломкие айсберги.

– Перевелась, наверное?

– Да нет, по идее в одной рыбине сколько икринок? Тысячи, ее, наоборот, с каждым годом должно все больше и больше становиться. В 80-х, 90-х ее вообще день и ночь ловили.

Рыбаки рассказывают, что за прошедшие года рыбы сильно поубавилось, испортилась экология, «понастроили заводов вдоль реки». Вчера в бригаде «колхозников» говорили то же самое. Мол, 20 лет назад на одной тоне было столько рыбы, что одновременно по три невода на реке было. «Один вычерпывается, второй притоняется, третий из заброса подходит. Времени сидеть в вагоне не было. Работали круглые сутки, отец рассказывал. Над костром сапоги просушил - и снова идешь», – вспоминаю я слова Дениса.

С одной мережи Александр с командой поднимали максимум 80 килограммов. Угадать, сколько будет, трудно, зависит от того, куда поставишь ловушку. Всего у Александра с командой квота на вылов 20 тонн корюшки – такую цифру назвало предприятие, на которое работают рыбаки.

– В Волхов корюшка приходит нереститься из Ладоги. Рыба возвращается туда, где родилась. И тут мы ее и ловим. Идет она каждый год, идет детей рожать, а мы ее губим. Но людей кормим, доброе дело делаем.

– Вы ловите, а предприятие распродает?

– Да, там еще добрее дела делаются. Делают наценку. Ребята добрее нас. У них тоже предприятие рискованное, надо продать ее за несколько дней.

Про «рискованное предприятие» Слава говорит не для красивого словца – некоторые рыбаки, бывает, нагрузят в лодку по три тонны, а потом «плывут наперегонки с корюшкой до берега».

– Через борт черпанешь - и все. Лодка-то плавать будет, а ты нет.

– Как отличить свежую рыбу?

– У только что выловленной корюшки спина черная. Но бывает, когда тепло, пока мы доплываем до берега, она уже белеет. Это еще не значит, что она испортилась. Но это одна из самых скоропортящихся рыб. Пара дней – и все!

В следующей мереже нам везет больше. Там попадается рыба. Из-под воды за веревку вытягивают большую сеть-кишку. Рыбу выкладывают на стол прямо в лодке и тут же распределяют. Ту, что умерла еще в сети, кладут в отдельный ящик, она идет на выброс. Такая рыба, почти тухляк, может быть мертва со вчерашнего утра. Я таскаю тушки из этого ящика и кидаю чайкам.

– Смотри, весь белый сейчас будешь! – предупреждают меня, перекрикивая мотор. – Птицы срать начнут. Мы в конце их кормим, когда уже к берегу идем.

Но для меня рыбалка подходит к концу.

– Ну что, отвезти тебя на берег? – спрашивает Александр.

– Да нет, сам дойдет, тут же недалеко, – шутит Слава, и все смеются.

Рыбаки оставляют меня на берегу, а сами отправляются назад, к середине реки, там их ждут новые мережи.

Я же иду к автобусной остановке. Позади виднеется устье Волхова. Там много-много маленьких точек – это рыбацкие лодки, одни еще в Волхове, другие ловят в Ладоге. Солнце уже высоко. Когда я сяду в автобус, кто-то из рыбаков уже закончит и повезет корюшку к складу. Я вспоминаю 150 килограммов, выловленные на первом бросе. Кажется, я наловил рыбы на годы вперед. Хочется верить, что я не только мешался под ногами, но еще и немного помогал. Теперь-то мне не скажут, что я не умею рыбачить.