«Моё дело странное и смешное». Сашу Скочиленко приговорили к семи годам колонии за «фейки об армии»

Художницу Сашу Скочиленко приговорили к семи годам лишения свободы в колонии общего режима за распространение «фейков об армии». Кроме этого, ей на три года запрещено публиковать что-либо в интернете. В марте 2022 года она подменила несколько ценников в супермаркете на пацифистские листовки. После задержания она больше полутора лет провела в СИЗО-5. MR7 пообщался с близкими Саши накануне приговора и узнал, что они пережили за это время.

В Василеостровском районном суде 16 ноября прошло последнее заседание по делу Саши Скочиленко. Ещё до его начала к суду подъехала машина полиции, а приставы охраняли зал в шлемах и спецснаряжении. Поддержать Сашу пришли несколько десятков слушателей, среди которых были председатель партии «Яблоко» Николай Рыбаков, депутат Законодательного собрания Борис Вишневский и режиссёр Александр Сокуров. Сегодня Саша выступила с последним словом. Десятки людей, которые не смогли попасть в зал, слушали его в прямой интернет-трансляции через колонку. Адвокаты девушки назвали процесс историческим и просили обеспечить максимальную гласность — в частности, разрешить видеосъёмку. Но судья Оксана Демяшева разрешила только аудиозапись.

«Моё дело такое странное и смешное, что оно было возбуждено аккурат 1 апреля. Моё дело такое странное и смешное, что когда я рассказываю о нем сотрудникам СИЗО 5, они широко раскрывают глаза и спрашивают: неужели у нас за такое сажают? Моё дело такое, что следователь по моему делу уволился. Он сказал моему адвокату, что пришёл работать сюда не для того, чтобы заниматься такими делами», — начала свою речь Саша.

Выступление художницы длилось около получаса. Она говорила о мире, свободе, ценности жизни и ответственности людей за их поступки. Она напомнила о своём состоянии здоровья, о своих близких, которые её ждут на воле. Девушка считает её обвинение в «фейках об армии», арест и суд из-за подмены ценников в супермаркете нелепыми.

«Если бы меня не арестовали, об этом бы узнала одна бабушка и сотрудники магазина. На большинство из них мои листовки не произвели никакого впечатления. Но за время судебного процесса мы столько раз их обсосали и обсмаковали, что уже тысячи людей знают их содержание», — отметила девушка.

Она попросила гособвинение и суд подумать о будущем и быть милосердными.

«Вы заботитесь о своей карьере, благосостоянии, о том, чтобы не оказаться на моём месте. Вы заботитесь о своих близких, будущем детей. Но что вы будете рассказывать этим детям? Что вы посадили тяжело больную художницу, которую многие любят, за пять бумажек. Думаю, это вы рассказывать не станете. Но что вы будете делать, если маятник качнется в другую сторону и ситуация в стране изменится?» — рассуждала Скочиленко.

Сашу Скочиленко задержали ещё 11 апреля 2022 года. 31 марта она заменила несколько ценников в супермаркете на пацифистские листовки. Это возмутило одну из покупательниц, пенсионерку Галину Баранову: она потребовала принять меры сначала от сотрудников магазина, а потом сама обратилась в полицию. Силовики установили, кто подменил ценники, с помощью камер видеонаблюдения. После этого они пришли домой к другу Саши, к которому она зашла после того, как подменила листовки. Они хитростью заманили девушку к нему в гости и задержали рядом с его домом. Ей было предъявлено обвинение в «фейках об армии».

Дело Скочиленко было одним из первых в Петербурге по статье 207.3 УК РФ — на тот момент она только появилась в Уголовном кодексе.

На сегодня девушка находится в СИЗО уже больше полутора лет, несмотря на серьёзные хронические заболевания и ухудшение здоровья.

У Саши диагностирована целиакия (непереносимость глютена), из-за которой она просто не может питаться едой, которую готовят в изоляторе — иначе у неё начинаются сильные боли, ощущение ожога внутри, тошнота и рвота. Кроме этого, у Скочиленко порок сердца и паузы в сердцебиении — это создаёт риск отёка лёгких или остановки сердца. А психиатры подтверждают у неё биполярное аффективное расстройство и посттравматическое стрессовое расстройство. Адвокаты настаивают, что Скочиленко может не выжить в колонии, где доступ к подходящей еде, лекарствам и врачам будет крайне затруднён.

Обвинение опиралось на лингвистическую экспертизу, которую по заказу следствия выполнил центр экспертиз СПбГУ. Она установила, что в листовках Саши есть признаки ложной информации, дискредитации армии, мотивов и разжигания «ненависти и вражды» к вооружённым силам, органам власти России и к президенту. Также обвинение представило показания свидетелей: бывшего друга Саши, рядом с домом которого её задержали, и военных, которые участвовали в спецоперации и не согласны с содержанием ее листовок. Доказана фактическая сторона дела: видеозаписи и осмотр вещей Саши показали, что листовки действительно подменила она.

Саша не отрицала, что подменила ценники, но виновной в распространении «фейков об армии» себя не считала. Она была убеждена в достоверности тех слов, которые написаны на листовках. Придумала их не сама Саша: девушка увидела их в telegram-канале, скачала и распечатала.

Защитники Скочиленко настаивали на полном её оправдании и большую часть судебного процесса критиковали лингвистическую экспертизу обвинения, привлекая для этого кандидатов и докторов наук. Адвокаты убеждены, что в действиях Саши не было состава преступления.

Судья Оксана Демяшева признала Сашу виновной и приговорила к семи годам колонии (из 10 возможных по ч. 2 ст. 207.3 УК РФ) с дополнительным запретом публиковать что-либо в интернете на три года. Из назначенного девушке срока вычтут дни, отсиженные в СИЗО, из расчёта день за полтора (это примерно минус два с половиной года). Защита Скочиленко намерена оспаривать приговор в вышестоящих инстанциях.

— Дело Саши — единственное, которое так глубоко вошло в мою жизнь. Ещё в былые времена я видела, как заводили дела на других людей, но всё-таки я была наблюдателем. А сейчас я оказалась внутри этой ситуации.

В 2022 году никто из нас не мог предполагать, что Саше выдвинут обвинение по уголовной статье. Даже после того, как прошёл обыск, я не могла такое предположить. Поначалу мы толком и не знали, за что её задержали. Про эти «ценники» никто не знал. Когда её решили оставить на время следствия в тюрьме, это был просто шок. Я не могла осознать, что это происходит с нами.

Я уехала во Францию спустя пару недель после задержания Саши. Мой отъезд был запланирован заранее, и я как бы поплыла по течению.

Я думаю, что если бы я осталась, следователь мог бы использовать это для давления на Сашу, что стало бы травмой для нас обеих. Например, он мог бы сказать, что я не на её стороне, что я осуждаю её. Я знаю, что так бывает, что полиция может давить на задержанного, используя имена его близких. И я могла бы создать дополнительные заботы детям, Лёше и Соне, — им проще, что я уехала. Так они могли сосредоточиться на деле Саши.

На мою жизнь этот судебный процесс повлиял однозначно. Я погрузилась не только в Сашино дело, но и в другие подобные дела, стала следить за ними. От Саши я узнала больше о том, как всё устроено в полиции, судах и СИЗО. И сейчас я пытаюсь другим людям говорить об этом через историю Саши, на её примере показывать масштаб происходящего. В России много людей, которые сидят за слова и убеждения. Я боюсь тюремного срока. Я понимаю, что это будет много стоить для Сашиного здоровья.

Я верю, что она выдержит, другие варианты я не рассматриваю. Но уже сейчас у неё не осталось здоровья. Страшно представить, что будет дальше. И Лёша с Соней остаются с ней, для них это огромное испытание.

Я благодарна всем, кто нас поддерживает. Многое из того, что удаётся сделать сейчас для Саши, получается именно благодаря людям, которые верят в неё, таким же добрым, как она сама, благодаря их пожертвованиям. Без таких людей мы бы даже не узнали всю правду. Сашу быстро бы законопатили, и всё. А так мы можем делать экспертизы, обеспечивать её продуктами. Я со страхом ожидаю, что когда-нибудь у людей закончится ресурс, но этого не происходит. Я очень благодарна всем.

— Для меня дело Саши — максимально личная история. Мы знакомы с Сашей 18 лет, полжизни, и многое вместе прожили.

Это первый уголовный процесс, с которым я близко столкнулся. И, честно говоря, раньше я внимательно не следил за судами, даже за резонансными.

В апреле 2022-го, когда Сашу задержали, меня затянуло в большое количество дел, связанных с этим. Первые несколько месяцев со дня задержания я не помню вообще. Было столько всего, что думать и чувствовать что-то по этому поводу времени не было.

Я бесконечно благодарен своим друзьям и подругам, и тем людям, которые ведут Сашину кампанию на постоянной основе, и слушателям процесса, и адвокатам, и всем профессионалам, которые поучаствовали в ее судьбе, — зачастую совершенно безвозмездно. Мне помогает опыт гражданской активности, который у меня был, — но всё равно объём работы зашкаливающий. Сразу после задержания — быстро собрать все документы для суда по мере пресечения, одновременно с этим — снабдить Сашу всем необходимым в заключении. Первые два месяца я почти не спал, почти не ел, много бегал туда-сюда, чтобы что-то понять и что-то устроить.

Было совершенно хаотическое общение с огромным количеством людей. А я в принципе не очень общительный человек, и в обычное время моё общение ограничивается людьми, которых можно посчитать по пальцам рук.

Безусловно, эти полтора года повлияли на мою жизнь. Где-то на полпути я столкнулся с очень сильной депрессией. Я должен был много всего делать — и одновременно с этим просто физически не мог делать ничего. Прохожу мимо дивана, тут же ложусь на него, просыпаюсь только на следующий день, а утром встаю, выпиваю чашку кофе, ещё одну, ложусь, просыпаюсь вечером. Я впервые в жизни обратился к психиатру. Он подобрал мне лекарства, помог встать на ноги. В общем-то я рад, что занялся своим психическим здоровьем.

Пока шёл процесс, у меня где-то что-то перегорело в какой-то момент. Поначалу я испытывал чувства: отчаивался, злился, радовался, восхищался. Сейчас, честно говоря, совершенно равнодушно отношусь и к Сашиным преследователям, и к большинству людей вообще. С меньшим пиететом, чем раньше, отношусь к правозащитным организациям, к СМИ, к гражданским активистам. И в этой системе я увидел много изъянов.

При этом я стал испытывать более сильное чувство солидарности с заключёнными и их близкими — даже с теми, с кем у меня нет ничего общего во взглядах. Мы, поддерживая Сашу, всегда стараемся поддерживать и других — хотя бы словами, оглаской.

Что касается нашей группы поддержки, мне было тяжело наблюдать, как она меняется. Поначалу на суды приходили друзья и знакомые Саши, преподаватели, друзья Сони и мои — к сожалению, это закончилось. К тому же случилась мобилизация, и многие ещё и уехали из страны. Сейчас на все суды фигурантов по 207.3 ходят в основном одни и те же 50 человек — из пятимиллионного города. Спасибо им.

Занимаясь общественной кампанией, я делаю то, чем могу гордиться, — и делаю это, конечно, и для себя тоже. Например, я сверстал и сдал в печать книжку комиксов Саши. Мои разрозненные навыки и контакты в разных областях оказались все одновременно востребованы.

Счастливых моментов за эти полтора года тоже было много. Больше всего я сейчас счастлив тому, что мы очень подружились и сблизились с Соней, девушкой Саши. Она совершенно потрясающая, и я рад, что могу поддерживать ее, — и без ее поддержки я бы не справился.

Когда Саше запросили восемь лет, я принял это как данность. Но, честно говоря, думал, что будет семь. Столько гособвинение требовало для Иоанна Курмоярова, Ольги Смирновой — других фигурантов по 207.3. Я согласен с мамой Саши: восемь лет — это шок, но, с другой стороны, никто уже ничему не удивляется.

У меня есть страшная мысль. Да, нам удалось создать заметную кампанию в поддержку Саши, к ней присоединилось много людей, сообществ и организаций. В разных странах проходят выставки с рисунками Саши, люди покупают ее книгу, интересуются ее творчеством Да, нам удаётся добиваться успехов: Сашу перевели в более комфортную камеру, где над ней не издеваются, нам увеличили лимит передач, мы вывезли её на комплексное обследование в медицинский центр. Маленькие ежедневные победы. Но у меня есть ощущение, что даже если Сашу чудом выпустили бы завтра — мы всё равно проиграли. Они победили в тот день, в ту секунду, когда задержали её. Никто не вернёт нам ни здоровья, ни психики, ни времени.

— До того как задержали Сашу, у нас были аресты некоторых друзей, которые участвовали в пацифистских протестах. Им выписывали штрафы или давали сроки административного ареста. Саму Сашу тоже задерживали: она снимала акции протеста как журналистка, в том числе освещала одну из самых больших акций в Москве, на Болотной. Она делала репортажи для издания «Бумага»*.

Когда вечером 11 апреля Саша позвонила мне с телефона своего адвоката и сказала, что ей может грозить до десяти лет лишения свободы, — для меня это был сюрреализм, я даже не могу описать эмоций, которые тогда испытала. В происходящее сложно было поверить.

Но на самом деле, возможно, эта история для нас началась чуть раньше. 24 февраля мы с Сашей пошли на акцию у Гостиного двора. Примерно спустя полтора часа после начала ОМОН начал выстраиваться, чтобы разогнать людей. И мы решили, что пора уходить. Пошли по Невскому, свернули на небольшую улочку. И тут Саша говорит: «За нами идёт странный мужчина». Мы ускорились, зашли в кафе, но больше того человека не видели и уехали домой. Я не поняла, кто это был. На следующий день Саша снова была в центре города по работе. Она сидела в кафе с ноутбуком и увидела того же мужчину! Как она рассказывала, он был в маске и в капюшоне, наблюдал за ней с улицы. Она достала телефон, чтобы сфотографировать, и как только она это сделала — он быстро ушёл. Я предполагаю, это мог быть «эшник» (сотрудник центра по противодействию экстремизму МВД. — Ред.). Если так, то за ней могли следить с 24 февраля.

Тот день, когда Сашу задержали, я хорошо помню. Я встала рано утром, собиралась на работу. Вскоре Саша тоже проснулась — её разбудил звонок давнего друга, с которым они дружили со школы. Он сказал, что у него беда, что к нему ломятся полицейские, и попросил помочь. Саша сразу стала искать ему адвокатов. Но минут через 10 он перезванивает и говорит, что всё в порядке: «Менты ошиблись». Попросил приехать и поддержать его. Мне не понравилась эта идея, но я не стала сильно отговаривать Сашу. Я поехала на работу, а она к другу. Это было около девяти утра. А днём мне позвонил Лёша Белозёров и сказал, что Сашу задержали.

Лёша мне объяснил, что на Сашу завели дело из-за ценников в магазине. Я не понимала, о чём речь: Саша ничего не рассказывала мне о листовках. До этого я думала, что её могли задержать из-за «Джема мира». В марте она устроила музыкальную импровизацию, где профессионалы и любители из числа её знакомых играли вместе. Она собирала там пожертвования на благотворительность. Во время джема Саша прочитала текст про войну. Но, как оказалось, музыкальный джем был ни при чём.

Первый год Саши в СИЗО мы с ней почти не виделись. Следователь нас с Лёшей сделал свидетелями по делу, поэтому мы не могли получить с ней свидание. Я знаю, что людей, чьи партнёры стали фигурантами уголовных дел, часто делают свидетелями — но при этом разрешают им свидания в СИЗО. Когда люди женаты, у них с этим никогда не возникнет проблем. Больше того, они имеют право не давать показаний против своего партнёра. Но, несмотря ни на что, россияне до сих пор задаются вопросом: зачем нужны браки ЛГБТ? Мне свиданий не давали, потому что мы с Сашей не могли заключить брак и формально мы с ней не семья. Это было очень тяжело морально.

И вот спустя год судья разрешает нам видеться в изоляторе. Это был шок. С тех пор я могу ездить к Саше два раза в месяц и видеть её по часу. Там всё, как в фильмах про тюрьму: между нами решётка, два стекла. Недавно ещё судья разрешила нам телефонные разговоры, и Саша примерно раз в неделю мне звонит.

Прошедшие полтора года очень изменили наши с Сашей отношения, мы поняли, как любим друг друга и насколько сильна наша связь. Прежде мы, наверное, как и все, могли поругаться из-за бытовых мелочей. А сейчас понимаем, насколько это было неважно.

Когда прокурор в суде запросил ей восемь лет лишения свободы, я думала, что Саша будет совершенно в разбитых чувствах, но она хорошо держалась. Хотя мы обе были шокированы. Казалось странным, что обвиняемым по той же статье известным активистам запрашивали меньшие сроки.

Я доверенное лицо Саши, поэтому если её отправят в колонию, я смогу постоянно навещать её и там. К сожалению, я не могу быть её общественной защитницей, так как проходила свидетелем по делу. Но у нас будет неограниченное количество встреч, я смогу заниматься её гражданскими делами.

Даже в сегодняшнем нашем положении мы стараемся находить что-то хорошее. Саша нарисовала серию рисунков в СИЗО, и они участвуют в европейских выставках: в Германии, во Франции, в Великобритании, скоро их увидят в Дании. Когда она выйдет на свободу, это поможет ей выставлять свои новые художественные работы. Кроме этого, мы с Лёшей переиздали три её комикса про ментальное здоровье: «Книга о депрессии», «Заметки о депрессии» и «Что такое мания». И теперь у Саши появилась идея после освобождения нарисовать новый комикс, «Книгу о репрессиях». Я уверена, он будет иметь огромный успех и в России, и за границей.

Сейчас я много общаюсь с мамой Саши, она очень хорошо ко мне относится. Надежда сразу меня приняла. Я называю её мамой. С моими собственными родителями отношения у меня не сложились.

Когда всё закончится и Саша будет на свободе, мы хотим пожениться там, где это возможно, и жить в безопасности. Я бы хотела посвятить себя правозащите.